Глава 1

 Фары моего старого автобуса вырвали ее силуэт из кромешной Тьмы, как на сцене, где прожектор освещает только главную героиню.

 Она стояла рядом с «бьюиком» 1939 года и, будьте уверены, мыли машину последний раз до Рождества Христова. Серая фланелевая юбка, жакет винного цвета, поднятая рука...

 Вообще-то я никогда не сажаю девушек в машину, но у этой испортилась машина, а машины – мой хлеб. Я притормозил и посмотрел на часы: было двадцать минут двенадцатого. Я был голоден, как волк, чертовски устал, потому что возился с машиной около аэропорта в Норфолке, но ее голос заставил меня открыть дверцу и спрыгнуть на землю.

 – Ну что тут?

 – Бензина полный бак, а двигатель не заводится. Подойдя к машине, я поднял крышку капота и почувствовал запах горелого. Все было ясно как божий день.

 – Зажигание приказало долго жить. Завтра вам его починят.

 – А, вы в этом уверены? Как мне не везет! Но вы даже не посмотрели как следует.

 – Нечего было и смотреть. Достаточно было понюхать. Это ведь моя профессия.

 Обернувшись, она посмотрела на автобус и красные буквы на нем: «Гарри Коллинз. Ремонт машин, 14 Игл-стрит.» Года два назад я гордился этой колымагой. Когда мне ее продали, я старался не смотреть на надпись, так меня это подогревало. Теперь же колымага напоминала мне белый катафалк.

 Она беззаботно рассмеялась:

 – Вот повезло, так повезло! Другая наверняка остановила бы какую-нибудь размазню, а я прямо механика.

 – Повезло, но не совсем. Ничем не могу вам помочь. Могу только подкинуть до какого-нибудь гаража. Если это вас устроит.

 – Они, наверное, уже все закрыты. Мне не улыбается перспектива тащиться на буксире.

 – Могу довезти до какого-нибудь открытого.

 – Нет, спасибо. А потом, эта развалина не моя. Она принадлежит приятелю. Пусть он за ней потом приедет, если захочет. Я ее тут оставлю.

 – А если ее угонят? Ведь это ему не понравится!

 – Это его дело. Вы меня отвезете домой? Я живу в Вест-Энде – Ну если это все...

 Она проскользнула в автобус. Я с сомнением посмотрел на машину.

 – А если кто-нибудь врежется в нее в темноте на полной скорости? Что произойдет?

 – Боже мой! Вы всегда так беспокоитесь о других?

 – Мне самому бы не поздоровилось, налети я в темноте на такую штуку.

 Порывшись в багажнике, я нашел там красный фонарик и повесил его на дверцу «бьюика».

 – Фонарь украдут.

 – Ну и бог с ним.

 Мы тронулись в путь. Свет фар падал на длинные ноги женщины и на ее открытые коленки. Они были изумительны! В неровном свете я следил за своей пассажиркой краем глаза. Но увидел я немного: темные волосы, разделенные пробором, падали на плечи и чуть завивались на кончиках. Я был уверен, сам не знаю почему, что сидевшая со мной женщина необыкновенно хороша.

 – Это ваш автобус?

 Она достала сигареты и дала мне прикурить. Чиркнула спичка, но мне опять не удалось ее рассмотреть.

 – Итак, вас зовут Гарри Коллинз?

 – Вы правы.

 – А меня Глория Селби.

 Мы проехали двести ярдов молча, пока она вновь не заговорила:

 – Вы всегда работаете так далеко от дома?

 – Почему вы думаете, что я работал?

 – Вы не похожи на мужчину, который сел бы за руль с такими грязными руками, если только перед этим он не работал, как черт.

 – Верно, один из моих немногих клиентов позвонил и попросил посмотреть, что с его машиной. Рядом, в пяти минутах, был гараж, но он так ценит мои услуги.., в общем, хороший парень.

 – А отказаться вы не могли?

 – Не те времена, чтобы отказываться.

 – А мне казалось, что все владельцы гаражей купаются в деньгах.

 – Мне тоже казалось, поэтому я этим и занялся.

 – Нестоящее дело?

 – Почему же.., только я, кажется, неправильно выбрал место.

 – Но, по-моему, Оксфорд-Сириус отличный район.

 – Я тоже так думал, когда там поселился. Вы же знаете, где находится Игл-стрит.

 – Около перекрестка с Оксфорд-стрит на Робинсон. Я взглянул на нее и снова уставился на убегавшую под колеса дорогу.

 – Вы первая из всех, кого я знаю, ответили на такой вопрос. Улицу сделали с односторонним движением и разукрасили знаками «Остановка запрещена». Покупатели боятся даже за бензином заехать. Но зачем это я вам жалуюсь? Вам-то это безразлично.

 – Разве я сказала, что мне надоело вас слушать? Минуту мы помолчали.

 – Я обязательно поставлю к вам свою машину и расскажу о вас своим друзьям.

 – Отлично! Весьма вам благодарен!

 – Вы не верите, что я так сделаю?

 – Почему же, я думаю, что сделаете, как обещаете, если вспомните. Но завтра вы уже забудете о том, что обещали, и о моем существовании. А затем поставите, как всегда, свою машину в ближайший гараж. Так все делают, чего тут обижаться...

 – Я живу на Нью-Бонд-стрит, это ведь совсем близко. Мне показалось, что она прижалась коленом к моей ноге.

 – Какая у вас машина?

 – Один из новых «ягуаров».

 Теперь я точно почувствовал, что она прижимается ко мне.

 – Машину нужно ремонтировать?

 – Нет, но ее нужно мыть. Могу я поставить ее к вам? Сейчас она стоит от дома слишком далеко.

 – Местечко у меня найдется, но я не даю ключей от своего гаража.

 Я все еще думал, что она просто болтает.

 – Иногда я приезжаю очень поздно.

 – Я живу над гаражом, и мы поздно ложимся. Цена, если вас устроит, тридцать пять долларов в месяц. Вместе с чисткой и мойкой это составит тридцать пять шиллингов. – Но столько я плачу за закрытый гараж.

 – Неправда, – покачал я головой.

 – Придется подумать, – засмеялась она. – Ну, ладно, пусть будет так.

 – Тридцать пять – это дешево, и вы это знаете. Я был уверен, что теперь не услышу ни слова о «ягуаре». Еще больше я был уверен, что, высадив ее на Бонд-стрит, я никогда о ней ничего не услышу.

 – А почему вы сегодня взяли «бьюик»?

 Она немного наклонилась вперед, чтобы стряхнуть пепел.

 – Сестра моего приятеля уезжала в Париж, и он попросил меня отвезти ее в Норфолк, в аэропорт. Вы когда-нибудь бывали в Париже?

 – Да, когда служил в армии, но всего три или четыре дня – Вам там понравилось?

 – Кажется, да. Там уже тогда была дороговизна, но теперь, говорят, вообще ни к чему не подступишься.

 – Как везде. Но если знаешь людей, то счастлив твой бог! Я там знаю один дешевый отель и потом у меня там друзья, вот мне и обходится все дешевле.

 – Похоже – вы там частый гость.

 – Почти каждый месяц.

 – По делу?

 – Да, я модельер. Новые модели белья.

 – Это хороший бизнес? – удивился я.

 – Очень. Я не хуже других художниц. У меня связи с лучшими конторами.

 – Я думал возить белье в Париж – пустое дело.

 – Да, покупательницы там заелись, но у меня неплохой вкус.

 – Пожалуй, вы слишком молоды, чтобы вести дело самостоятельно.

 – Вам тоже не сто лет, – рассмеялась она, откидываясь назад.

 – Вот не думал, что в тридцать два года выгляжу щенком. Совершенно не ожидал.

 – Вы женаты?

 – Да, а вы?

 – Да зачем мне это? У меня есть работа, а мужчина – это так просто устроить.

 Я стал притормаживать, поворачивая направо. Похоже, что она не врет. У нее в самом деле могла быть квартира на Бонд-стрит. Она могла ездить в Париж и куда угодно. Я вдруг разозлился на себя. Если у меня плохи дела, то почему так должно быть со всеми? Я сделал ошибку, потратив все деньги на гараж. Если бы у меня осталось немного денег, я бы выкарабкался. Я бы мог заключить контракт на покупку оборудования, мог заниматься покупкой станков, мог... Мне не стоило покупать новые бензозаправочные установки, новые машины для мойки, а следовало оставить что-то на черный день. Но тогда, в первые месяцы, меня радовала суета с покупками, и мне не верилось, что я, именно я, могу потерпеть крах. Эта девица рядом со мной могла иметь квартиру, ездить каждый месяц в Париж, покупать последние модели «ягуаров». Все эти вещи, недоступные для таких, как я, были для меня сказкой и только. Я работал, учился, приобретал квалификацию, но моя работа не приносила мне ничего, кроме неприятностей и головной боли. Эта же женщина имела хороший вкус, за который ей платили деньги. Она имела все, что нужно, и даже больше.

 Она вдруг встревожилась:

 – У вас часы правильно идут? Не может же быть, чтобы было уже так поздно.

 – Они спешат, сейчас двадцать минут двенадцатого. А вы спешите?

 – Да ладно, мне все равно не надо рано вставать. А вы любите рано вставать? Я – нет.

 – Люблю я или нет, мне все равно надо рано вставать, – в моем голосе прозвучало неприкрытое раздражение, – я открываю гараж в половине шестого. И это единственное время, когда я могу продать бензин. Если я встану позже, то прощай моя торговля. Вот такие дела...

 – Ваши дела действительно плохи.

 – Я просто устал сейчас, но дела и вправду неважные.

 – Возможно, вы не знаете нужных людей.

 – Что вы имеете в виду?

 – У меня есть знакомый владелец гаража, так у него куча денег. – Я уже сказал, что неправильно выбрал место.

 – Он продает и покупает подержанные машины. Это отличный бизнес.

 – Теперь уже нет. Сейчас кризис.

 – Я этому не верю. Кризис – это еще не все. Часто это просто оправдание для бездельников. Если деньги не достались одним путем, надо их добыть другим. Вам не кажется, что я права?

 Я подумал про себя, что эта девица, чего доброго, начнет давать мне деловые советы.

 – Присматривайте лучше за своим бельем.

 – Ну, вам виднее, – усмехнулась она. Я, наконец, подъехал к Нью-Бонд-стрит и затормозил. Она сказала:

 – Просто не знаю, как вас благодарить..;

 Я открыл дверцу автобуса, и она выпорхнула.

 – Я скоро к вам подъеду. Пока, Гарри!

 – Пока, – я поколебался и добавил, – Глория... Она прошла мимо автобуса, и мне захотелось увидеть ее лицо. Если я встречу ее завтра, то ни за что не узнаю. Дойдя до угла, она оглянулась, помахала мне рукой и исчезла. По дороге домой я поймал себя на том, что думаю о ней и что мне хотелось бы увидеть ее лицо. Я вспомнил ее чудесные сильные ноги и круглые красивые колени. До сих пор я ни об одной женщине так не думал, я имею в виду с тех пор, как женился на Анни. Но тут было о чем помечтать... Я услышал голос жены и возвратился с небес на землю.

 – Это ты, Гарри?

 – Да, дорогая, это я. А ты кого еще ждала? Поднявшись наверх, я очутился в маленькой комнате. Жена ждала меня в дверях, завернувшись в старый потрепанный халатик. Она носила его давно, еще в наш медовый месяц. С тех пор я не мог позволить себе роскошь – купить ей новый. Не те сейчас времена, чтобы тратить деньги на дорогие пеньюары.

 – Как ты долго, дорогой.

 – Я думал, что эта штука никогда не заведется.

 Анни было двадцать шесть лет, но выглядела она как девочка. Кожа у нее была свежей, а глаза большими и серьезными и большой, слегка неправильный рот. Красавицей ее не назовешь. Но стройная фигурка и милые ребяческие движения подкупали. Я ей часто говорил, что никакой мужчина не отказался бы от такого лакомого кусочка. Она же считала, что у нее отсутствует вкус и что шикарной женщиной ей никогда не быть. Зато она научилась отлично готовить – пальчики оближешь! Возможно, она не была шикарной девушкой, но она была доброй, а мне требовалась в моем теперешнем положении доброта, а не внешний лоск.

 – Пойди прими душ, дорогой. Чай готов. Ты голоден?

 – Готов съесть зажаренный топор!

 – Сейчас, сейчас...

 Когда я вошел в маленькую спальню, она уже легла. Чай и несколько устричных бутербродов лежали на столе. Раздеваясь и одновременно откусывая сандвич, я рассказал о том, как встретил на дороге «бьюик». Затем рассказал о Глории и ее «ягуаре». Анни не проявила особого интереса. Только, когда я заговорил о Париже, ей тоже туда захотелось. И потом, когда я ей сказал, что мне надоело вечно сидеть без денег, а у этой Глори их куча, моя старушка вдруг разворчалась.

 – У нее, вероятно, тоже хватает проблем, как и у всех людей. Не надо думать, что только ты один страдалец.

 – Давай спать. Мне завтра рано вставать для продажи бензина.

 – Завтра пойду я, ладно? Я знаю, как включать насосы. Почему всегда ты встаешь так рано?

 – Это моя работа. Что бы ты мне сказала, если бы я приперся к тебе на кухню со своими советами.

 – Я думаю, что на кухне тебе тоже не понравилось бы. Чего уж там...

 – Ладно, спи, дорогая...

 Она привычно засопела и отвернулась, а я еще долго продолжал лежать и рассматривать потолок. Я раздумывал о гараже, о долгах, и мне все слышался голос этой девушки: «Кризис – это оправдание для лодырей. Вы не знаете нужных людей. Если нельзя достать деньги одним путем, то существуют другие.» Ее голос удалялся все дальше и дальше и звучал в моем засыпающем мозгу, как надоедливая шарманка.